Отдай мою посадочную ногу! - Страница 2

К оглавлению

– Идет… – плачуще проговорил он. – Ну точно – идет… Углядел-таки… Надо тебе было включать!..

– Кто?

Петро не ответил – слушал, что происходит снаружи.

– На крыльцо подымается… – сообщил он хриплым шепотом, и в этот миг в сенях осторожно стукнула щеколда.

– Открыть?

Петро вздрогнул. Мерцающая дробинка пота скатилась по виску и увязла в щетине.

– Я те открою!.. – придушенно пригрозил он.

Кто-то потоптался на крыльце, еще раз потрогал щеколду, потом сошел вниз и сделал несколько шагов по хрупкому, подмерзшему к ночи снегу. Остановился у занавешенного одеялом окна.

– Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. – раздался откуда-то из-под земли низкий с подвыванием голос.

Леха подскочил, свалил стаканчик, едва не опрокинул свечку.

– Что это?!

Петро молчал, бессмысленно уставясь на растекшуюся по клеенке жидкость. Губы его беззвучно шевелились.

– Чего льешь-то!.. – мрачно выговорил он наконец. – Добро переводишь…

– Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. – еще жутче провыло из печки.

Леха слетел с табурета и схватил ледобур.

– Да сиди ты… – буркнул Петро, снова снимая пластмассовую крышку с трехлитровой банки. – Ничего он нам не сделает… Прав не имеет, понял?.. Так, попугает чуток…

Ничего не понимающий Леха вернулся было к столу и тут же шарахнулся вновь, потому что одеяло на окне всколыхнулось.

– Сейчас сбросит… – с содроганием предупредил Петро. Лехин стаканчик он наполнил, однако, не пролив ни капли.

Серое байковое одеяло с треугольными подпалинами от утюга вздувалось, ходило ходуном и наконец сорвалось, повисло на одном гвозде. Лунный свет отчеркнул вертикальные части рамы. Двор за окном лежал, утопленный наполовину в густую тень, из которой торчал остов теплицы с шевелящимися обрывками полиэтилена.

Затем с той стороны над подоконником всплыла треугольная зеленоватая голова на тонкой шее. Алексей ахнул. Выпуклые, как мыльные пузыри, глаза мерцали холодным лунным светом. Две лягушачьи лапы бесшумно зашарили по стеклу.

– Кто это? – выпершил Леха, заслоняясь от видения ледобуром.

– Кто-кто… – недовольно сказал Петро. – Инопланетян!..

– Кто-о?!

– Инопланетян, – повторил Петро еще суровее. – Газет, что ли, не читаешь?

– Слушай, а чего ему надо? – еле выговорил насмерть перепуганный Леха.

– Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. – простонало уже где-то на чердаке.

Петро передернуло.

– Под покойника, сволочь, работает, – пожаловался он. – Знает, чем достать… Я ж их, покойников, с детства боюсь. – Взболтнул щетинистыми щеками и повернулся к Лехе. – Да ты садись, чего стоять-то?.. Брось ледобур! Брось, говорю… Я вон тоже поначалу с дрыном сидел… – И Петро кивнул на рукоятку черпака в углу.

Во дворе трепыхались посеребренные луной обрывки полиэтилена. Инопланетянина видно не было. Леха бочком подобрался к табуретке и присел, прислонив ледобур к столу. Оглушил залпом стаканчик и, вздрогнув, оглянулся на окно.

– Ты, главное, не бойся, – сипло поучал Петро. – В дом он не войдет, не положено… Я это уже на третий день понял…

– Отдай! – внятно и почти без подвывания потребовал голос.

– Не брал я твою ногу! – заорал Петро в потолок. – Вот привязался, лупоглазый!.. – в сердцах сказал он Лехе. – Уперся, как баран рогом: отдай да отдай…

– А что за нога-то? – шепотом спросил Леха.

– Да подпорку у него кто-то с летающей тарелки свинтил, – нехотя пояснил Петро. – А я как раз мимо проходил – так он, видать, на меня подумал…

– Отдай-й-й!.. – задребезжало в стеклах.

– Ишь как по-нашему чешет!.. – оторопело заметил Леха.

– Научился… – сквозь зубы отвечал ему Петро. – За две-то недели! Только вот матом пока не может – не получается… Давай-ка еще… для храбрости…

– Не отдашь? – с угрозой спросил голос.

Петро заерзал.

– Сейчас кантовать начнет, – не совсем понятно предупредил он. – Ты только это… Ты не двигайся… Это все так – видимость одна… – И, подозрительно поглядев на Леху, переставил со стола на пол наиболее ценную из банок.

Дом крякнул, шевельнулся на фундаменте и вдруг с треском накренился, явно приподнимаемый за угол. Вытаращив глаза, Леха ухватился обеими руками за края столешницы.

На минуту пол замер в крутом наклоне, и было совершенно непонятно, как это они вместе со столом, табуретками, банками, ледобуром и прочим до сих пор не въехали в оказавшуюся под ними печь.

– А потом еще на трубу поставит, – нервно предрек Петро, и действительно – после короткой паузы хата вновь заскрипела и перепрокинулась окончательно. Теперь они сидели вниз головами, пол стал потолком, и пламя свечи тянулось книзу.

– Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. – проревело чуть ли не над ухом.

– Не вскакивай, слышь! – торопливо говорил Петро. – Это он не хату, это он у нас в голове что-то поворачивает… Ты, главное, сиди… Вскочишь – убьешься…

– Долго еще? – прохрипел Леха. Ему было дурно, желудок подступал к горлу.

– А-а!.. – сказал Петро. – Не нравится? Погоди, он еще сейчас кувыркать начнет…

Леха даже не успел ужаснуться услышанному. Хата кувыркнулась раз, другой… Третьего раза Леха не запомнил.

Очнулся, когда уже все кончилось. Еле разжал пальцы, выпуская столешницу. Петро сидел напротив – бледный, со слезой в страдальчески раскрытых глазах.

– Главное – что? – обессиленно проговорил он. – Главное – не верит, гад!.. Обидно, Леха…

Шмыгнул носом и полез под стол – за банкой. В окне маячило зеленое рыльце инопланетянина. Радужные, похожие на мыльные пузыри глаза с надеждой всматривались в полумрак хаты.